Борис Поплавский
| Борис Поплавский — (1903–1935) — выдающийся поэт и прозаик русского зарубежья.
Родился 24 мая 1903 года в Москве в довольно зажиточной и культурной семье. Отец Бориса Юлиан Игнатьевич Поплавский происходил из польских крестьян. Мать Софья Валентиновна, урожденная Кохманская, принадлежала к прибалтийской стародворянской семье. Родители Поплавского познакомились в консерватории: мать играла на скрипке, а отец на фортепиано. Ю.И.Поплавский — чрезвычайно оригинальная и колоритная фигура для Москвы того времени, человек несколько эксцентричный — был одним из любимых учеников П.И.Чайковского. Но для того чтобы лучше обеспечить материальное благополучие семьи, он переменил карьеру дирижера на доходное место в Обществе заводчиков и фабрикантов Московского округа. Мать поэта Софья Валентиновна приходилась дальней родственницей Е.П.Блаватской и сама увлекалась антропософией, что оказало влияние на формирование личности Бориса и на его постоянный интерес к теософии и оккультизму. В семье, кроме Бориса, было еще трое детей: старшие Наталия и Всеволод и младшая Евгения. Воспитывали их иностранные гувернеры. Евгения болела туберкулезом. Для ее лечения вся семья — за исключением отца — переехала в 1906 году в Европу и прожила три года в Швейцарии и Италии. Италия произвела сильнейшее впечатление на Бориса. Открытие античного мира отразилось позднее на его поэзии, в которой часто встречаются образы римских городов и итальянские пейзажи («Римское утро», «Стоицизм», «Древняя история полна...», «Орфей» и др.). За границей Борис настолько забыл родной язык, что по возвращении в Москву ему пришлось поступить во французский лицей Филиппа Неррийского, где он и учился до революции. Он рано пристрастился к чтению и рисованию. Учился и музыке, впрочем не проявляя к ней особой склонности. По воспоминаниям отца поэта, первое стихотворение Борис написал в возрасте двенадцати–тринадцати лет из чувства соперничества с сестрой Наталией, «лихорадочной меховой красавицей» — Марина Цветаева оставила такой ее портрет: «Вижу одну [поэтессу] высокую, лихорадочную, сплошь танцующую — туфелькой, пальцами, кольцами, соболиными хвостиками, жемчугами, зубами, кокаином в зрачках. Она была страшна и очаровательна тем десятого сорта очарованием, на которое нельзя не льститься, стыдно льститься, на которое бесстыдно, во всеуслышание — льщусь». В письме Юрию Иваску от 19 ноября 1930 года Поплавский признается: «[Родители] жили богато, но детей притесняли и мучили, хотя ездили каждый год за границу и т.д. Дом был вроде тюрьмы, и эмиграция была для меня счастьем». Дружба с отцом, вражда с матерью — женщиной властолюбивой и жесткой — вот биографические корни двойственности, столь характерной для личности и творчества поэта. Ю.И.Поплавский не понимал, быть может, своего сына полностью — по свидетельству Владимира Варшавского, он никогда не прочел ни одного из его стихотворений, — но с уважением относился к его художественному творчеству и доставлял ему возможность работать, обеспечивая относительную финансовую независимость: в течение всей жизни Бориса он ежедневно давал ему десять франков и всячески заботился о его благополучии. Борис, в свою очередь, обожал отца и, когда они стали жить раздельно, писал ему каждый день, — матери он за всю жизнь не послал ни одного письма. Глубокий разлад с Софьей Валентиновной, начавшийся в ранние годы и продолжавшийся всю жизнь, ее постоянное недовольство сыном, вечные упреки были причиной многих тяжелых столкновений и сцен. Желанием утолить душевную муку и исцелить психическую травму объясняется и раннее пристрастие Бориса к наркотикам. В мир гашиша и кокаина, как и в мир поэзии, его ввела сестра Наталия, авангардная поэтесса, вращавшаяся в кругах литературной богемы. Летом 1918 года семья Поплавских временно разделилась. Софья Валентиновна со старшими детьми осталась в Москве (они жили в Кривоколенном переулке), а Борис вместе с отцом уехал на юг, навсегда покинув Москву. Литературный дебют Б.Поплавского состоялся в январе 1919-го в Ялте: он читает стихи в Чеховском литературном кружке. В марте того же года Борис с отцом уезжает в Константинополь, но летом, когда стратегическая обстановка меняется в пользу Добровольческой армии, Поплавские возвращаются в Россию. В декабре 1920 года «ростовское сидение» кончилось, и Б.Поплавский с отцом проделал «вторую эвакуацию». Прибыв в Турцию, Поплавские поселяются на острове Принкипо в доме армянского патриарха. Принкипо на всю жизнь останется связан у Поплавского с чувством ужаса, испытанным им в «эти минуты величайшего кризиса», когда он почувствовал: «не все во мне хочет умереть». Здесь из «безумной черной напряженности сверкнула молния Евангелия — я должен еще жить!». Борис перестает употреблять наркотики. В Константинополе Поплавский посещает подготовительные курсы на аттестат зрелости, часами бродит по живописным улочкам, рисует с натуры, пишет стихи. Кроме литературных занятий, Борис берется за изучение творений отцов Церкви и пытается вернуться к православию. Он посещает церковные службы, становится вегетарианцем. Тогда же Борис увлекся теософией и скаутизмом, знакомится с теософом и оккультистом Петром Демьяновичем Успенским, учеником Г.И.Гурджиева. В ту пору Поплавский вступает в теософскую организацию «Звезда на Востоке». Этот мистический орден был создан Анни Безант — сподвижницей Р.Штейнера и Е.Блаватской — для Кришнамурти, которого теософы считали новоявленным Христом. По приезде в Париж Поплавский встретился с «Новым Мессией»: об этой встрече, сыгравшей решающую роль в его духовной жизни, он в восторженных словах рассказал в своем дневнике. Юный поэт вступает в Теософское общество (впоследствии он от него отдалился, хотя многочисленные записи свидетельствуют о том, что Поплавский продолжал интересоваться проблематикой «Тайной доктрины» — той мистической литературой, через которую до нас дошли различные религиозные учения, отвергнутые христианством). В мае 1921 года отец и сын Поплавские уезжают в Париж, где поселяются в бедной гостинице на улице Жакоб. Борис посещает Художественную академию «Гранд Шомьер» на Монпарнасе, сближается с группой молодых художников. Вскоре завязывается дружба юного поэта с Константином Терешковичем. Б.Поплавский рисует с натуры, но также пробует свои силы в модном тогда кубизме и пишет супрематические картины. Известно, что в Берлин Борис Поплавский отправляется вместе с Константином Терешковичем, которого все еще считает своим учителем. В начале двадцатых годов Берлин был «третьей русской столицей». Пользуясь послевоенной инфляцией и относительной дешевизной, в побежденную Германию хлынули русские беженцы: в одном только Берлине их проживало 70 тысяч. С введением в советской России нэпа многие представители советской интеллигенции получают разрешение на выезд за границу, и таким образом в Берлине возобновляются контакты между «двумя берегами» русской культуры: в большом берлинском кафе «Ландграф» на Курфюрстенштрассе происходят заседания «Дома искусств», созданного по образцу петроградского. Здесь с чтением своих произведений выступают Андрей Белый, А.Ремизов, И.Эренбург, В.Шкловский и многие другие. Борис Поплавский становится завсегдатаем «Дома искусств». Здесь он встречается с Маяковским и с Андреем Белым, чье творчество высоко ценил. Берлинский период знаменует собой новый этап в жизни будущего автора «Флагов»: именно здесь он ставит крест на своей художнической карьере и окончательно выбирает стихотворное ремесло. Где-то в начале 1923 года Поплавский оставляет Берлин и возвращается в Париж, в котором будет жить, не покидая его (за исключением двух летних поездок в Фавьер), вплоть до самой смерти. Отныне Париж становится его второй родиной. Девять последних лет своей жизни Поплавский живет с семьей — сначала на правом берегу Сены, а затем на улице Барро около площади Италии — в маленьком павильоне под номером 76-бис, примостившемся на крыше огромного гаража фирмы «Ситроен». На верхнем этаже здесь же проживает Дина Шрайбман, которая в 1928 или 1929 году станет подругой Бориса. После Берлина Борис, по воспоминаниям отца, «методически учился, занимался спортом и писал. Как и прежде... увлекался поэзией, литературой, экономикой, философией, социологией, историей, политикой и авиацией, музыкой и всем, всем, торопясь жить и работать, и мечтал иногда стать профессором философии в России... когда там не только колхозники “будут носить цилиндры и ездить на ‘Фордах’, — говорил он, — но и кончатся гонения на веру, и начнется свободная духовная жизнь”». А пока — «полуголодное существование... на мизерное шомажное пособие от Синдиката французских художников, членом которого он состоял», так как Поплавский отказывается от «черной» работы: «Не могу смириться на скучную и бессодержательную работу, а только на “интересную”» — в этой дневниковой записи от 1 августа 1932 года выражена жизненная позиция, от которой Поплавский никогда не отрекался. Даже делая предложение Наталии Столяровой, он предупредил ее: «Денег у меня не будет никогда, я обречен на нищету, но свободой не поступлюсь» Ценой тяжких лишений Поплавский сумел остаться «свободным для работы в библиотеках, для писания», и теперь, когда обнаружилась совершенно неизвестная часть его архива, приходится признать: за свою короткую жизнь Поплавский сумел сделать столько, что для полного исследования его наследия потребуется еще много лет кропотливой работы: до сих пор остаются неразобранными более двадцати тетрадей, включающих дневниковые записи и философские трактаты. Биографическая справка составлена по материалам предисловия
Елены Менегальдо «Монпарнаса русского Орфей» к собранию сочинений Б.Поплавского КНИГИССЫЛКИ |